Что и требовалось доказать:

"Защита" приемных детей в семьях приобрела характер истеричной кампании
Вы готовы к тому, чтобы вашего ребенка отняли у Вас только за то, что кому-то показалось, что Вы с ним жестоко обращаетесь? Без суда и следствия? Вы ни разу не шлепали своего ребенка, или он у Вас ни разу не рыдал, выпрашивая явно лишнюю конфетку?
Развернутая в СМИ кампания за усыновление и приемные семьи имеет свою обратную сторону. Появилась туча активистов, которые пытаются все зарегулировать в тех или иных своих целях. Это как в жежешечке - стоит кому-то выложить некое общественное событие, сразу объявится масса альтернативных мнений, вплоть до ортогональных.
Что хорошо для жэжэ, абсолютно неприемемо там, где есть живые дети.
Мой тезис таков - процесс усыновления - точно такой же естественный процесс, что и рождаемость. И если начать его "регулировать", то количество рожденных или усыновленных или приемных детей будет только уменьшаться.
Какими бы благими намерениями не руководствовались регулировщики.

Доколе?

Седни у меня какой-то день холиваров.

Зашел в крупный сетевой книжный магазин...
Дядечка при шкафчиках предлагает мне положить сумку в ячейку.
И тут меня прорывает.
Вежливо объясняю дядечке, что его требование незаконно, ибо моя собственность может быть отчуждена от меня только согласно постановлению суда, а он таковым явно не является.
Дядечка вежливо соглашается, но выдвигает новый тезис, что он меня может не пустить, согласно правилам магазина.
На что я ему возражаю - как это он может меня не пустить, если силу ко мне он законно применять не может, а если применит, то я через полчаса вернусь в сопровождении органов правопорядка.
Дядечка опять вежливо соглашается, и говорит - ну Вы должны будете мне показать сумку на выходе. Тут уже я соглашаюсь, -не жалко.
Кладу сумку в ячейку, и иду смотреть книги. Где-то в районе отдела "все за полцены", меня огорашивает, и по выходу продолжаю с дядечкой разговор:
- А ведь и досматривать Вы меня не имеете никакого права - только сотрудники МВД при исполнении, в присутствие понятых!
На что дядечка опять соглашается, и раскрывает аццкий секрет, что ежемесячно из магазина уходит книг на 30 тыщ. - Ну поставьте видеонаблюдение, подозревать меня вы все равно не имеете права.
- Если Вы мне покажете содержимое сумки перед тем, как положить ее в ячейку, то в случае пропажи, я буду обязан оплатить ее из своей зарплаты...

Не, ну каково? Мало того, хозяева жабятся на систему видеонаблюдения, так они еще и заставляют пожилого человека нарушать закон, отбирая сумки у посетителей, а еще и платить из своего кармана, не дай Б-г что? И это те же самые люди, которые платят начинающим авторам по 500 долларов за книгу, мухлюют с тиражами и пр.

Кстати, в Доме Книги и в Москве уже давно стоят турникетики, и никто не требует оставлять вещи рядом с дверью в хлипких жестяных коробочках, ключики к которым можно слепить заранее.

(no subject)

Хоть и испортилась времени связь
Небо по-прежнему доставляет
Гля, как повисла какая-то мразь,
Величественная, как С. С. Минаев

Как у нас запоют...

Ребенок играет в самолетика.
Папаша:
-За-то я у-ме-ю...
Ребенок:
- Летать!

Занавес

Поучения Ахтоя

Начало поучений, сделанных человеком по имени Ахтой, сыном Дуау, сыну его по имени Пиопи, когда он плыл на юг к столице, чтобы отдать его в школу писаний... детей знатных...
И сказал он ему: «Видел я удары, видел я удары. Обрати же сердце твое к книгам. Я смотрел на свободного от принудительной работы его, — смотри, нет ничего выше книги...
Ты найдешь такое изречение там, говорящее: «если писец имеет какую-либо должность в столице, то не будет он нищим там»...
О, если бы я мог заставить тебя полюбить книги больше, чем свою мать, если бы я мог показать красоты их перед тобой.
Лучше это всех других должностей... Когда он (писец) еще ребенок, уже приветствуют его. Посылают его для исполнения поручения и не возвращается он, чтоб надеть передник.
Не видывал я скульптора посланником или ювелира посланным, но я видел медника за его работой у топок его печи. Его пальцы были, как кожа крокодила, и он пахнул хуже, чем рыбья икра.
Каждый ремесленник, работающий резцом, устает больше, чем землепашец. Поле его — дерево, орудие его — металл. Ночью, когда свободен он, он работает больше, чем могут сделать его руки. И ночью зажигает он свет.
Каменотес ищет работу по всякому твердому камню. Когда же он кончает, руки его падают, и он утомлен. И так сидит он до сумерек, колени его и спина его согнуты.
Брадобрей бреет до вечера... Он бродит с улицы на улицу, чтоб найти кого побрить. Он напрягает свои руки, чтобы наполнить свой желудок, подобно пчелам, проедающим свои труды...
Я расскажу тебе еще о строителе стен. Он постоянно болен, так как предоставлен ветрам. Строит он с трудом, привязанный к лотосам (т. е. к верхушках колонны в форме цветов лотоса)... все одежды его — лохмотья... Моется он только один раз... Хлеб, отдает он его домой; избиты, избиты его дети...
У земледельца одежда вечная. Высок голос его, как у птицы «абу»... Устает он... и спокойно ему так, как спокойно кому-нибудь под львом. Болеет он постоянно... И едва он возвращается домой вечером, ему вновь надо идти.
Ткач — внутри дома, хуже ему, чем женщине. Ноги его на желудке его. Не дышит он воздухом. Если за день не выработает он достаточно тканья, он связан, как лотос в болоте. Дает он хлеб привратнику, чтобы мог он увидеть свет...
Когда курьер выходит в чужую страну, завещает он свое имущество своим детям, из-за страха перед львами и азиатами. И если вернулся он в Египет, едва достиг он сада, едва достиг он дома своего вечером, и вновь ему надо идти...
У красильщика пальцы издают зловоние, как от дохлой рыбы,... рука его не останавливается.
Сандальщику совсем плохо, он всегда нищенствует. Ему так же спокойно, как спокойно кому-либо среди дохлых рыб. Жует он кожу.
Прачечник стирает на берегу рядом с крокодилом... Не спокойное это занятие перед тобой... Говорят ему: если ты опоздаешь принести, будут избиты твои губы...
Я расскажу тебе еще о рыбаке, достается ему хуже, чем во всякой другой должности. Смотри, разве не работает он на реке в перемежку с крокодилами...
Смотри, нет должности, где бы не было начальника, кроме должности писца — ибо он сам начальник.
Если кто знает книги, то говорится ему: «хорошо тебе это». Не так с занятиями, которые я тебе показал... Не говорят писцу: «поработай для этого человека»...
Смотри, я совершаю это, плывя на юг, в столицу. Смотри, я совершаю это из любви к тебе. Полезен для тебя день в школе, работа в ней вечна, подобно горам... Смотри, я совершаю это, плывя на юг, в столицу. Смотри, нет писца, который не кормится от вещей дома царя... Вот, на что указываю я тебе и детям твоих детей».

Перев. М. Э. Матье.